ПОЛИТИКА
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
Отрекся ли Евросоюз от Бога
Тема отречения Евросоюза от Бога представляется весьма интересной – прежде всего наличием скрытых от «посторонних» глаз конфликтов и аргументов. Собственно говоря, почему отказ от упоминания Бога в конституции может быть расценен как отречение от последнего? В конституции РФ его тоже нет, что отнюдь не мешает демонстративному проникновению Церкви во все уровни и области государственной жизни.
И все же эта тема воспринимается как актуальная и болезненная. Неужели столь большое внимание и обсуждение привлекает некая весьма «техническая» деталь – упоминать или нет? Конечно же за этой «деталью» стоят гораздо более существенные проблемы.
Из анализа высказываний политических и религиозных деятелей выкристаллизовываются две основные проблемы: роль и место христианства в современной Европе и отношения между Церковью и государством (рассматривая в этом контексте ЕС как некую сверхдержаву). Летом 2002 г. в Риме прошла весьма представительная международная конференция, на которую съехались около 100 специалистов в области права, богословия, политики – людей как светских, так и церковных. А открывали конференцию президент Италии Карло Чампи и кардинал Поль Пупар. Папа Иоанн Павел II направил конференции специальное послание.
Не секрет, что ЕС пока не слишком считается со мнением Церкви – ее активные приверженцы составляют слишком уж малый процент населения континента. И не случайно базовой идеей сторонников Церкви является утверждение, что само единство Европы возможно именно потому, что она основана на христианстве. Иоанн Павел II указывает в послании, что не только юридические, литературные и философские корни европейского единства уходят в христианство, но и сам стиль мышления и восприятия, объяснения и сопоставления европейских народов сформировался под его глубоким воздействием и сегодня присутствует в социуме уже вне зависимости от степени его религиозности. С этим утверждением трудно не согласиться.
Проф. Витторио Метью отметил особую роль Рима в истории – столь очевидную, что Византия именовалась Новым Римом, а Москва – Третьим Римом, причем связано это не только с христианством, но и с имперской идеей. Но – увы – это все в прошлом: христианские корни присущи коренным европейцам, а их в Европе все меньше и меньше. Проф. Франц Эккерт утверждает, что единая Европа – структура, христианская по своему характеру, и останется таковой, пока сами верующие не откажутся от нее. И понимание ЕС как империи находит и вовсе ничтожное число сторонников. Привыкшие обращаться к образу Царства Небесного как идеалу земной власти, апологеты христианства, видимо, не вполне отдают себе отчет в том, что монархия – а царство ассоциируется именно с монархией – не актуальный сегодня политический строй. Призыв построить Царство Божие на земле наши современники скорее готовы заменить на призыв построить парламентскую республику.
Кардинал Поль Пупар перенес внимание с прошлых заслуг христианства на современность, остановившись на роли понтификов в формировании самой идеи единой Европы как шага на пути к цивилизации любви, в частности Пия XII, Иоанна XXIII, Павла VI. Особый вклад нынешнего понтифика связан прежде всего с Восточной Европой. Он постоянно подчеркивает, что единая Европа невозможна без Европы Восточной. И с этим тоже нужно согласиться, хотя, как показывает практика, для достижения истинного единства – хотя бы среди христианских конфессий – одной хорошей теории мало. А среди создателей ЕС доминируют практики.
Но суть разногласий не в признании заслуг. Европейское единство в своей основе – не только европейское, оно космополитично. Сегодня в Европе проживает значительное число эмигрантов, причем в основном не-христиан по вероисповеданию. В некоторых странах только легальные мигранты составляют до 9% населения. Учитывая, что среди коренного населения также есть атеисты и люди, безразличные к религии, упоминание христианства в конституции требует принятия решения по достаточно важному вопросу. Изначально ЕС ориентировался на лозунг «Европа – общий дом». Не отказываясь от него, требуется определить, на кого он рассчитан, иначе говоря, кем считать мигрантов и вообще не-христиан. Если Европа – это и их «дом», то нельзя навязывать им чуждые ценности. Если же относиться по принципу «Чувствуйте себя как дома, но не забывайте, что вы в гостях», это может осложнить социальную ситуацию и психологическую атмосферу на континенте. Стареющая Европа не может обойтись без мигрантов, именно поэтому она вынуждена стараться быть для них достаточно комфортной. Любопытно, что сходная ситуация сложилась на сей день в России: при реальном многообразии присутствующих на ее территории вероисповеданий, лозунг «Россия православная» приводит к угасанию патриотизма у большей части ее граждан. А ЕС именно этого стремится избежать.
Это соображения прагматические. Но есть и гуманистические. В основе объединения Европы лежат три идеи: экономическая интеграция; демократизация и защита прав и свобод человека; обеспечение безопасности. На политическом уровне задачей является преодоление любой возможной агрессивности, направленной на ино-странцев, ино-верцев, инако-мыслящих и порожденной взаимными недоверием и враждебностью культур, народностей, классов, религий. Необходим поиск единства без нарушения различий и утверждение различий без разрушения единства.
Так что аргументы противников упоминания в конституции христианства не столь уж абсурдны. Неким компромиссным вариантом является упоминание во вступлении не христианства, а Бога (вполне в духе высказывания «Бог – как Интернет: Он один, но провайдеров у Него много»). Это, конечно, снимает напряженность в межрелигиозных отношениях, но как быть с правами атеистов? Почему люди, на законных основаниях осуществляющих данную им свободу совести, вынуждены чувствовать себя изгоями? Пойдет ли на пользу самой вере ситуация, в которой она будет законодательно навязываться? Не лучше ли будет, если авторитет Церкви и христианства в целом станет определять позиция, а не статус? Это вопросы не только к разработчикам конституции, но и ко всем христианам.
Второй значимой темой является взаимодействие Церкви и государства. Явно ограниченное влияние Церкви на современную политическую жизнь требует уделить этому особое внимание. Проф. Пьерпаоло Донати рассматривает две стратегии отношения к религии в современном обществе: «европейская модель» вынуждает религию приспосабливаться к демократии, навязывая ей свои ценности, далеко не всегда для нее приемлемые. Но Церковь не может отказываться от своих вероучительных принципов. Христианство, основанное на понимании уникальности каждой личности и ее места в истории Спасения, несколько своеобразно (с точки зрения демократов) интерпретирует свободу, равенство и демократию. Наиболее известно разногласие по поводу рукоположения женщин, возможность которого предполагает принцип равенства полов и не допускает позиция православных и католической Церквей.
В то же время «американская модель» оставляет религии автономию, но вытесняет ее в сферу чисто приватную, отделяя от сферы политической. Ни та, ни другая модель по сути не отвечают устремлениям Церкви, стремящейся к гармонизации основных ценностных приоритетов. В противном случае верующий попадает в сложную ситуацию, вынужденный жить по разным установкам в своей религиозной и светской жизни. К тому же в конституции ряда европейских стран эта гармонизация достигнута – за счет определения государственной религии.
Именно поэтому ситуация с теми странами, где оно существует (таких стран среди членов ЕС пока три: Дания – лютеранство, Великобритания – англиканство, Греция – православие) остается крайне сложной и болезненной. Наличие государственной религии входит в противоречие с требованием свободы вероисповедания. (Как, впрочем, и упоминание христианства в конституции ЕС). И это уже вопрос не только взаимоотношений Церкви и ЕС, но и отношений стран – членов последнего. Готовы ли упомянутые страны отказаться от чьей-либо религиозной монополии? Ведь за ней стоит не только некий приоритет в области веры, но и возможность для государства использовать Церковь как еще один инструмент манипуляции обществом, а для Церкви – вмешиваться в политические и экономические вопросы.
Тему государственной религии в рамках единой Европы продолжил Джорджио Константес. Исторически в Греции сложилась ментальность, согласно которой кто не православный, тот не грек. Связь Церкви и государства сделала их взаимозависимыми. Православные праздники являются государственными, Закон Божий преподается в школе и т. д. Этот симбиоз создает большие проблемы для верующих других конфессий и религий. Греческая конституция - одна из самых либеральных в Европе и, конечно, в ней провозглашена свобода вероисповедания, но в реальности власти никогда не идут против воли Православной Церкви, религиозного монополиста Греции. Станет ли это приемлемым для ЕС? И не возникнет ли аналогичная ситуация уже в рамках самого ЕС, если будет принято его официальное вероисповедание?
Таким образом, поиск не завершен. Хотя шансов на то, что «христиане» сумеют переубедить «демократов», очень мало. Демократические ценности обладают большей универсальностью, чем христианские, и это – веский аргумент для европейских прагматиков.
Интересно, что многие из упомянутых соображений вполне актуальны и для России, но готовы ли мы их столь же активно и открыто обсуждать?
